ориджи Ваня/Даня

[Посторонним_В]

пейринг: Ваня/Даня)
рейтинг: разный
сваливаю в кучу, без соблюдения таймлайна, без порядка

в комментах

@темы: драббл, оридж, ВаняДаня

Comments

[Посторонним_В]

- Иди жрать, я уже разогрел.
- Я самый больной в мире карлсон, - откликаюсь я жалобным голоском. – Можно мне голубцы в постель?
- Еще чего выдумал – в кровати свинячить! – он у меня суровый. – Быстро поднялся и бегом на кухню!
Я с очень громким (чтобы он услышал и устыдился) кряхтением встаю, закутываюсь в одеяло и бреду на запах голубцов.
- Ну и что это за вид? – он встречает меня на пороге, уперев руки в бока. Только поварешки в кулаке не хватает для довершения грозного образа.
- А вдруг я замерзну? – я делаю «бровки домиком», но он непреклонен:
- Тут тепло.
- А у меня попа к табуретке прилипает! – радостно выдаю я очередную причину не расставаться с одеялом.
- А слово штаны тебе ни о чем не говорит? – ехидно интересуется он, не отступая.
- Нууу… штаны сразу одень… а потом обратно ложиться – их снова снимать надо…
- Не бойся, не перетрудишься, - вдруг ухмыляется он. Я вопросительно смотрю на него, уже ожидая подвоха, но он выдает: - Я потом сам их с тебя сниму…
И подмигивает так, что я забываю, зачем вообще шел на кухню.

[Посторонним_В]

Даня протягивает руку и пытается вытащить из-под Ваниного локтя разделочную доску:
- Давай я морковку порежу. Или лук.
- А ну положи на место! Знаю я как ты порежешь, порубаешь, как Чапаев шашкой, - начинает выступать Ваня. – Сиди лучше, не мешайся!
- Мне хочется помочь. И быстрее ведь выйдет! – канючит Даня.
- Будешь ныть, вообще выгоню с кухни, - сурово заявляет Ваня, срезая с очередной картофелины верхний слой, настолько толстый, что язык не поворачивается назвать его кожурой.
- Я не ною, я помочь хочу!
- От тебя больше всего толку, когда ты сидишь тихо и притворяешься мебелью…
- Ну и пожалуйста! – Даня обиженно выпячивает подбородок и уходит в комнату.
Ваня облегченно вздыхает: теперь, в спокойной обстановке дело пойдет быстрее. Он кидает почищенную картошку в миску с водой и принимается за морковь. За спиной слышится подозрительное позвякивание. Ваня оборачивается. У кастрюли, стоящей на плите, со звоном подскакивает крышка, из-под нее лезет некрасивая серая пена, заливая комфорки. Ваня ойкает, хватает крышку, обжигает пальцы, роняет ее обратно на кастрюлю, ойкает громче, начинает метаться по кухне в поисках прихватки, наконец, находит… Когда почти вся пена благополучно снята с кипящего бульона, пальцы намазаны маслом, лук порезан, картошка порублена кубиками, а капуста нашинкована соломкой, можно передохнуть.
Из комнаты доносится бормотание телевизора. На кухне тихо, только суп булькает. Ваня вздыхает и ставит чайник. Через долгих пять минут он стучит в стену и зовет:
- Дань, иди чай пить!
- Не хочу! – отзывается Даня.
Ваня убирает Данину кружку обратно в шкафчик. Потом долго пьет чай, стоя у окна. По перилам балкона прыгают воробьи, оставляя на снегу тонкие отпечатки. Они о чем-то перечирикиваются, наклоняя друг к другу круглые головки. Ване скучно. Он надеется, что по телику ничего интересного и Дане тоже скучно.
Пора делать поджарку. Ваня включает газ и ставит сковородку.
- Даааань! – жалобно тянет он.
Из комнаты ответа нет. Ваня наливает на сковороду масло, высыпает лук и морковь.
- Даааань! – снова зовет он.
- Что надо?
- Иди сюда! Я тебе морковку оставил…
- Лежа на диване, мебель изображать комфортнее, - огрызается Даня.
- Ну иди сюда! – добавляет слезы в голос Ваня. – Изобрази мне симпатишную табуреточку. А я тебе чаю сделаю…
- Не мешай мне смотреть телевизор! – сурово заявляет Даня.
Ваня душераздирающе вздыхает и задумчиво помешивает поджарку. Потом бросает лопатку на стол и идет в комнату.
О том, что на плите что-то стояло, они вспоминают, только когда вся комната наполняется сизым дымом. С воплями Ваня бежит на кухню, обжигаясь, метко бросает почерневшую сковороду в мойку. В это время Даня. распахнув балконную дверь, проветривает комнату.
- Ты простудишься, - заявляет Ваня, возвратившись в комнату, и затаскивает несопротивляющегося Даню под одеяло.
Суп они заканчивают варить на следующий день.

[Посторонним_В]

- Во избежания солнечного и теплового удара носите головные уборы, - «официальным» голосом возвещаю я и напяливаю на него уродливую газетную шляпу.
На бумаге тут же проступают влажные пятна. Он хмыкает, чуть сдвигает мое «оригами» на затылок и продолжает читать. Я поправляю полотенце и плюхаюсь рядом. Горячий воздух быстро высушивает кожу, и только мокрые волосы хранят еще какую-то прохладу. У него тоже мокрые волосы. Потемневшие прядки прилипли к шее. На острых кончиках набухают прозрачные крупные капли и медленно скатываются по ложбинке между поднятых плеч. Они скользят по чуть заметной дорожке из белесых волосков, обтекают выпуклые позвонки и замирают в прогибе поясницы. Мне хочется пальцем, а лучше языком повторить их путь, и даже немного дальше. Но солнце шпарит так, что лень двигаться, здесь людный пляж, и я мысленно добавляю этот пункт в планы на вечер.
- Не пялься так, - ворчит он и косит ярко-синим глазом из-под газетных полей. – А то мне лежать уже неудобно…

[Посторонним_В]

Невзрачная сизая голубка неторопливой солидной походкой шествует по дорожке, аккуратно обходя выбоины в асфальте, что-то деловито поклевывая, останавливаясь чтобы попить воды из лужи или почистить крылышко. Вокруг нее вьется шикарный белоснежный красавец-голубь. Он распушил перья и зазывно курлыкает, но своим поведением напоминает мне мальчишку-третьеклассника: постоянно норовит забежать вперед и продемонстрировать свою красоту избраннице. Голубка снисходительно поглядывает на глупого ухажера и идет дальше…
- Гули-гули-гули!
Перед голубем шмякается на землю кусок булки, и он, забыв о любовных играх, принимается жадно поглощать пищу.
- Что ты наделал? – «возмущаюсь» я. – Такая любовь была, а ты все испортил.
- Если он ее на хавчик променял, то это не любовь, - скептически заявляет он. – Вот я тебя ни на какую еду не променяю…
- Да ну? – не верю я.
- Ну да, - важно кивает он и откусывает от бутерброда сразу половину.

[Посторонним_В]

«Встретимся у тебя»
У меня бардак, разбросана одежда, не убрана постель и в кухне на полу разбитая кружка. Шваркнул сгоряча, когда ты в тысячный раз не брал трубку.
Но это все ерунда.
А постель, кстати, не убрана…
Мне кажется, что я иду слишком медленно, но люди, идущие навстречу, удивленно смотрят на меня. Мне хочется побежать, я еле сдерживаюсь.
«Встретимся у тебя»
Трясущиеся пальцы не сразу попадают по кнопкам кодового замка на парадном. Лифт где-то застрял. Я несколько секунд пританцовываю возле закрытых створок, потом не выдерживаю и несусь по лестнице на седьмой этаж, перескакивая через три ступеньки.
Ключ тоже мой враг – не хочет вставляться в замочную скважину.
В квартире тишина. От порога я вижу: в кухне пусто. Сердце выпрыгивает из груди. Неужели ты передумал, или обиделся еще на что-то и ушел? В комнате на подушке спит кошка, возле шкафа горой вывалены футболки, на кресле висят джинсы. И пусто.
Сердце останавливается. Я прячу в карманы дрожащие руки и в последней надежде шагаю на балкон.
Выдыхаю.
Ты стоишь, облокотившись на перила.
- Я тебя ждал, - говоришь ты, и я по твоей спине чувствую, что ты улыбаешься.

[Посторонним_В]

Крапива у забора густыми темно-зелеными островами сквозь серые, словно ворсистые доски. И мутные разводы годовых колец, и червоточины сучков, и ржавые коготки вылезших гвоздей. А рядом ровные ряды нарядных морковных кудрей, и розовые бока недоспелых помидоров, и огурчики прячутся под жесткими наждачными листьями, и вишня сорит усохшими сморщенными ягодами, сладкими как конфеты.
Рука свесилась из гамака, а на пальце винтажным перстнем застыла полупрозрачная белая бабочка. Шелест, треск, глухой стук – яблоко упало. Бабочка, встрепетнув крылышками, исчезает, словно унесенная сквозняком. Пальцы сжимаются в кулак, распрямляются веером и снова повисают расслабленной горстью.
Ступени старой лестницы певуче поскрипывают. Они теплые, будто живые.
На чердаке жарко и душно. Под слуховым окном застыла сияющая косая глыба света. Если присмотреться, она напоминает увеличенную копию сувенирной безделушки. Кажется, сейчас уляжется взвесь золотой пыли и сквозь нее проглянет пластмассовая голова сфинкса. Вместо нее привыкшие к полутьме глаза начинают различать драные корзины и картонные ящики. Пахнет нагретым железом и старой бумагой. Я наугад вытягиваю из стопки древний растрепанный журнал и скриплю ступеньками вниз.
Он ворочается, раскачивая гамак, и поднимает голову на звук. Справа волосы влажно прилипли к виску, а слева торчат смешным хохолком. Он щурится, топорща белые ресницы, и сонно улыбается мне.
- Который час? – спрашивает он сипло и зевает.
- Начало августа, - отвечаю я и жалею, что не могу навсегда запечатлеть это мгновение в своей памяти. Когда-нибудь оно все равно сотрется, и останется только ощущение жаркого летнего дня и мельтешение лиловых и золотых пятен, как игра светотени на траве.

[Посторонним_В]

Я накрылся с головой куском целлофана и сел на лавку. В сквере было пустынно. Между деревьями ходила одинокая ворона, задумчиво что-то поклевывала и оглядывалась на меня желтым глазом. Дождь усилился. Я задрал ноги на лавку и обхватил руками колени. Капли лупили в целлофан, стекали ручейками вниз. Окружающий пейзаж выглядел размытым отражением в кривом зеркале.
Под моим прозрачным укрытием становилось душновато. Я завозился, стараясь перевернуть кусок пленки так, чтобы не намокнуть и одновременно устроить себе проветривание. С большими трудами мне это удалось.
Стало свежее, но по прежнему тоскливо и одиноко. Даже ворона куда-то исчезла. В моем поле зрения был только частокол черных мокрых стволов и невзрачная клумба. Дождь прибивал к земле блеклые незабудки, конфетные фантики смотрелись наглыми урбанистическими цветами на фоне чахлой зелени.
Внезапно, как в детстве, захотелось чтобы меня «потеряли». Не самому потеряться, а именно, чтобы потеряли. Вспомнили вдруг: «что-то давно не видно Вани, где он?» И чтобы забеспокоились, забегали, начали искать, переживали, потом нашли и обрадовались…
Только никто меня не «терял». Ни в детстве, ни, тем более, сейчас.
Дождь постепенно стихал. Мимо, помахивая хвостом, похожим на старый веник, пробежала маленькая лохматая собачка. Она старательно изображала, что торопится по очень важным неотложным делам, но по пути притормаживала, чтобы понюхать фонарные столбы.
Я поднялся. Раз никто меня не искал, пора было находиться самому.

[Посторонним_В]

Я смотрел на него и не знал, что сказать. Он и не ждал от меня никаких слов. Он задумчиво позвякивал ложечкой в кружке с остывшим чаем. Его глаза были опущены в книгу, на губах играла легкая улыбка. А я ревновал слова на странице к своим, несказанным. Тем, которые толпились у меня в голове, но не вырывались наружу, потому что не проходили отбраковку. Слишком сладкие, слишком пустые, слишком пафосные… А хотелось найти такие, чтобы сразу в точку. Чтобы от его сердца к моему. Чтобы он все понял. Чтобы не рассмеялся, а улыбнулся. Просто молча улыбнулся, и мне не надо его слов. Я и так все пойму.
- Ну говори уже, - он трогает меня за руку.
- Что? – вскидываюсь я.
- Ты уже полчаса хочешь мне что-то сказать. Говори.
- Нет, ничего, - я мотаю головой.
Он сжимает мои пальцы и улыбается мягкой улыбкой. Ему не нужны слова, он и так читает меня, как книгу.
«Я тебя тоже», - беззвучно шепчут его губы.

[Посторонним_В]

Ранним субботним утром в парке никого. Мы с гиканьем проносимся по дорожке, поднимая в воздух сонных сизых голубей и невыносимо яркие желтые листья. Дыхание перехватывает от пронзительной осенней горечи.
- Вау! Качели! – радостно орет он, и одинокая ворона с недовольным карканьем покидает насиженную ветку.
Он оглядывается на меня призывно и вопросительно.
- Йяхху! – ору в ответ я и трясу поднятыми кулаками.
Он весело хохочет и первым запрыгивает на неширокую досточку самодельных качелей.
Я становлюсь рядом. Нога к ноге на сером отполированном дереве. Рука к руке на толстом влажном канате. Грудь к груди, лица совсем рядом. Я вижу свое отражение в расширенных черных зрачках.
- Полетели? – говорит он и чуть толкает меня своим телом.
- Полетели! – откликаюсь я.
Сначала страшно от того, как пружинит ветка, от поскрипывания каната, а потом размах становится все шире и шире. И в лицо летит серое небо, желтые листья мимо, мимо, и его шальные синие глаза сияют восторгом. И, кажется, если разжать руки, то взлетишь.

[Посторонним_В]

Смотрю в твои глаза, будто в небо на просвет. Ты улыбаешься, хмуришься, жмуришься от солнечных зайчиков, которые пускают проезжающие мимо машины, и снова улыбаешься.
Невозможно не улыбаться, потому что весна. Потому что под ногами лужи зеркалят облака, на оттаявшем газоне пасется стадо деловитых желтолапых грачей, под балконом расселся целый разномастный кошачий хор, солирует серый мордатый котяра с порванным ухом, а в кустах, перекрывая мяуканье, орут ошалевшие от тепла и солнца воробьи.
Я тоже ошалел от внезапной весны. Я пьян от запаха мокрой земли, от сырого ветра с ароматом бензина и талой воды, от неба в твоих глазах и от твоей влюбленной улыбки. Я люблю тебя так, что сердце не помещается в груди. Но это не зависит от времени года.

[Посторонним_В]

Так холодно, что в носу смерзается. Я фыркаю, заходя в подъезд, и отряхиваюсь всем телом, как собака. С меня сваливается небольшой сугроб. Еще я стучу ботинками о ступеньки, выколачивая спрессовавшийся снег из протекторов. Мех на капюшоне смерзся острыми сосульками. Пока еду в лифте, развлекаюсь тем, что выдергиваю эти ледышки и давлю их подошвами, наблюдая, как на полу образуется грязная лужа.
У меня на счету закончились деньги, поэтому я возвращаюсь без предупреждения, но знаю, что он все равно меня ждет. И это согревает изнутри получше горячего чая. Хотя и чай был бы кстати. Как люди ухитряются выжить в какой-нибудь Сибири? Сейчас минус десять, но кажется, что холоднее просто не может быть…
Двери лифта с лязганьем разъезжаются, я выхожу на площадку и слышу, как открывается дверь. Я взбегаю по лестнице – так и есть, он уже встречает меня. Тусклая лампочка общего коридора освещает разномастные тапки, полосатый шарф, вихор на макушке и улыбку от уха до уха.
- Ты что, под дверями ждал? – смеюсь я.
- Ага, - просто отвечает он, втягивая меня в квартиру. – На самом деле я в окно увидал, как ты от остановки идешь. Раздевайся давай, чайник почти закипел.
Я начинаю стягивать куртку и едва не падаю: у меня под ногами, топоча, как средних размеров бегемот, проносится кошка. Она гонит перед собой что-то круглое, оранжевое. И тут я замечаю, что повсюду – на столе, на подоконниках, в кресле, прямо на полу – везде разложены еловые ветки и горки мандаринов. Я вопросительно поднимаю глаза.
- Новый год через два дня, я хотел, чтобы у нас пахло праздником…
Его руки все в липких пятнах смолы, а на вкус он как килограмм мандаринов, который он успел съесть, пока «украшал» квартиру. Мой ходячий праздник.

[Посторонним_В]

ваши отзывы при желании можете оставлять тут: пункт приема тапок и печенек
не забудьте упомянуть что именно(какой фик/оридж) вы хвалите или ругаете, ок?